Ранее в Попечительском Центре.
- Это… вот это… только не это… - услышал Кирие, как совершенно раздавленный Манон бормочет себе под нос. – Это не может быть правдой. – Он осип. – Нет! - Потом его горло сжалось, и голос задрожал. – Не так! – вдруг взвыл он истерическим фальцетом. – Так не может быть! Ложь! Всё ложь! – хриплые спазматические вскрики обрывались на полуслове.
И потом вдруг громкий треск, когда один из цилиндров содрогнулся.
Это тоже был Манон. Он схватил невесть откуда взявшийся металлический стул и со всей дури ударил в ближайшее стекло, которое мгновенно разлетелось во все стороны сверкающими осколками. На пол потоками хлынули органические растворы, вывалились оборванные провода и трубки, которые всё ещё пульсировали. А прямо им под ноги выкатилась человеческая голова, разбив оголённый из-под черепной коробки мозг; глаза бешено вращались и подёргивались в глазницах в безмолвной смертной агонии.
Манон и Кирие смотрели, пока красные, выпученные глаза не прекратили двигаться. Даже взгляд отвести не могли, словно магнитом притянутые к этому зрелищу. Они смотрели. И смотрели.
И вдруг Манон засмеялся. Неестественный вопль сумасшедшего вырвался у него из горла; он поднял ногу и ботинком наступил на лицо, раздавив глазные яблоки, как сырые яйца.
Тошнотворный влажный хруст.
У Кирие подогнулись ноги. Он рухнул на пол, а Манон продолжил в том же духе, не переставая истерически хохотать.
Кирие вырвало, и он, всё ещё кашляя, пополз прочь. Ватные руки и ноги его тряслись, он весь извозился в собственной блевотине, извиваясь, как разрубленный червяк.
Он таился от чужих взглядов и ночью и днём. Он цеплялся за стены, пластался по земле, задерживал дыхание. Каждый отзвук шагов за спиной ввергал его в ужас.
Но хуже всего были даже не голод, не жажда, не судороги в обессилевших руках и ногах. Страшнее всего было заснуть, одному, потеряв на время все чувства.
Стоило забыться хоть на секунду, как к нему из зловещей тишины начинали тянуться омерзительные щупальца. Прямо из страшного, безмолвного, гротескного мира, в котором жили эти создания.
Разбивается стекло. Завывают, отдаваясь эхом, сирены. Манон дико, безумно хохочет…
Он рад был бы гнать эти мысли прочь, но забыть не мог. Кошмар свил у него в мозгу свой кокон и даже и не думал уходить.
Да будет ли вообще после выпавших ему испытаний ночь, когда он сможет спокойно опустить голову на подушку и позволить усталому телу отдохнуть?
Мурашки бежали по всему телу. Кровь стучала в ушах.
То, что он увидел – было для него слишком. Стоило попытаться облечь эти образы в слова, как к горлу подкатывала тошнота, а язык отказывался ворочаться во рту.
Он неуклюже дотащился до шкафа. Там посрывал с вешалок всю одежду и на полу устроил себе кровать. Лёг, свернувшись, чтоб защититься. Зарылся с головой в кипу белья и медленно закрыл глаза, купаясь в знакомом запахе Рики.