В тот вечер Рики один засел в баре на окраине и пил. Не то чтобы он тут был завсегдатаем, да и вообще явился с одной-единственной целью – напиться. Здесь никто не знал его имени. Ощущение было такое, словно он сидит на дне тёмного океана, на тёплом кратере подводного вулкана.
Он сидел у стойки, забившись подальше в угол. Бар располагался в подвале, но единственным дополнительным источником света был стакан у него в руке, флюоресцировавший синим. Этот бледный свет проводил черту, отделяя его от хриплых соблазнительных голосов и радостных и разочарованных возгласов, доносившихся от бильярдных столов.
Каждый стакан он пил быстро и залпом, но совершенно не чувствовал опьянения. Воспоминание о встрече в Мистраль Парке стреляло в висках, как пуля: ядовитый взгляд, неподвластный течению толпы, незабываемое лицо, полное ощущения присутствия.
И холодную улыбку, пронзившую его насквозь.
От этого последнего момента, запечатлевшегося в памяти, кровь вскипала в жилах, и по нервам пробегал электрический ток. И в данных обстоятельствах это воссоединение казалось слишком реальным, слишком резким. От одной этой мысли сердце бешено заколотилось, а в горле комом встала тошнота.
До сих пор – до сих пор! – он ничего не забыл. Ни великолепного лица этого Адониса, ни жестоких синих глаз за стёклами тёмных очков. Словно символ, отпечатавшийся на сетчатке глаз – даже тень воспоминания о нём заставляла взор Рики помутиться, возвращая его к реальности тех трёх лет, полных ярости и позора.
Чёткий спокойный голос, полный неколебимой уверенности, эхом отдавался у него в ушах.
Ясон Минк. Имя, вертевшееся на языке, было на вкус горьким, как если бы он раскусил пилюлю.
Поток этой горечи затопил его мысли. Отныне и впредь, как бы глубоко он ни забрался в сточные канавы трущоб, эта рана сама собой не заживёт.
В его нахмуренных бровях читалась жажда крови, поблескивала злобой из уголков глаз, являя миру его отчужденную сущность. Всё, что таилось в нём, не выходя на уровень сознания, теперь распустилось во всей красе. Истинная личина чужака, низвергнутая в густое, глубокое, горячечное забвение, ныне снова явила себя миру.
– Эй, а это ещё кто?
– Сам вижу. Тут у нас новое лицо.
Гул голосов беспрепятственно разносился по залу.
– Слушай, ну он и урод.
– Ага. Щас мы ему новое личико вырежем.
– Эй, эй, давай-ка прежде чем что-то делать, спросим Джигга?
Внимание в зале вдруг вышло за рамки праздного любопытства, всецело переключившись на долговязого парня с короткой щёткой рыжих волос, который как раз неторопливо подошел к Рики.
– Чёрт, да это Джанго!
– Ага, точно Джанго.
– Что говорите? Джанго?
– Сам посмотри, Джанго, Смерть во Плоти.
– Чё, правда?
Поговаривали, будто именно он был провокатором последнего конфликта между Бешеными Псами и Джиксами, так что его появление в баре всему придало совершенно новую окраску. Как так вышло, что простого информатора зовут «Смерть во Плоти», никто не знал. Зато вокруг этого буйно колосились намёки и слухи.
– Да он бешеный.
– С одним парнем, который пытался ему рога наставить, такое вышло – лучше и не знать.
– В глаза ему глянешь – кровь холодеет!
– Говорят, те ребята из шайки, что с ним сцепились, прямо с дороги улетели – и разбились вдребезги.
Слухи порождали слухи, приумножаясь пропорционально количеству болтливых ртов, вызывая страх и отвращение (о котором, впрочем, предпочитали помалкивать с безопасного расстояния).
Как никогда равнодушный к поднявшемуся вокруг него шуму, Рики протянул опустевший стакан бармену, который тут же поставил перед ним новый – не возразив ни слова, его даже торопить не пришлось. Рики подозрительно уставился на стакан.
– Это Вам от Вашего друга, – с льстивой улыбкой протянул бармен.
Только теперь Рики поднял глаза и посмотрел на того, кто сел рядом с ним, и слегка прищелкнул языком. А чего он хотел, напиваясь до беспамятства в дерьмовом баре на окраине? Любой, глянув со стороны на количество пустых стаканов, пришел бы к однозначному выводу. Другое дело – в нынешнем состоянии Рики бесило, что кто-то вообще может к нему подкатывать.
Оригинальная короткая стрижка незнакомца подчёркивала профиль, придавая ему нездешний вид. Впрочем, не важно, как он выглядел, Рики с ним знакомиться не собирался. Наоборот. Глядя на парня снизу вверх, он проворчал:
– Эй, ты. Если пытаешься меня снять, то пошел бы нафиг.
– Думаешь, я настолько глуп, чтоб попытаться напоить тебя и затащить в постель? – он засмеялся, и смех был странно значительным. – Ты всегда такой склочный?
Этот хищный цинизм и его улыбка моментально вызвали у Рики странное ощущение déjà vu. Где я видел… этого парня…
Незнакомец поймал его напряженный взгляд и усмехнулся:
– Третий раз подряд, и ты всё ещё со мной так нелюбезен?
Третий раз подряд… жгучее ощущение, что это еще более знакомо.
– Ну извини, надо было посильнее тебя отметелить в тот раз, чтоб произвести впечатление.
Рики прищурился:
– Робби, да?
Парень по имени Робби допил свой стакан.
– Ну, наконец-то дошло. Какое счастье. Хоть без вариантов ответов обошлись. А ты изменился, приятель, ведь так?
Рики внимательно пригляделся к Робби и смотрел так долго, что сам почувствовал течение времени.
– Чем тебя кормили, что ты так вымахал?
Сарказм совершенно не достиг цели. Он не видел Робби восемь лет, и воспоминания о нём были очень обрывочными. Что он точно помнил – так это их ссоры и соперничество в Попечительском Центре.
– Забавно, да? Пока у тебя был Гай, тебе никто больше не нужен был, так? – бесшабашная улыбка сжатых губ. – Я потерял самое главное в жизни, а ты и рад, и вот этого я не прощу. Так что ты тоже сейчас кое-что потеряешь.
Пронзительный крик. А потом…
– Ну, как тебе? Нравится?
Даже обидно: из всех воспоминаний о Центре в памяти остались только те, что связаны с Робби. Словно открыв ящик Пандоры, ожидаешь, что в самом конце со дна поднимется фея надежды – а пока остаётся только стоять, закусив губу, и терпеть.
– Кажется, у тебя всё в порядке.
– Спасибо. А ты совсем не изменился.
Губы Рики изогнулись в улыбке, полной самоиронии:
– Что ты хочешь этим сказать? – эти слова горчили на вкус.
Как сильно он изменился за последние восемь лет? Достаточно, чтобы сжечь душу дотла.
– То и значит, что ты не изменился, – просто сказал Робби и быстро добавил: – Попечительский Центр или трущобы – какая разница? Будь ты Мистер Харизма или последняя шестерка – всегда остаёшься чужаком.
Удар.
Ощущение было такое, будто его пнули по старой, саднящей ране. Рики сощурил глаза так, что они превратились в узкие щёлочки. Совершенно не выказывая страха, Робби, очевидно, пытаясь отвлечь его, продолжил почти апатично:
– Я теперь понимаю, что Шелл имел в виду, когда сказал – ты самый сильный и самый красивый. Ты и правда творение природы, приятель.
– Что конкретно ты хочешь этим сказать? – тихий, жесткий шепот прозвучал очень остро. Даже густой, пропитанный алкогольными парами сигаретный дым, казалось, отпрянул, давая ему вздохнуть поглубже.
– Может, то и говорю: ты сам так и не понял, что делает тебя таким чертовски страшным. И почему ты из всех кругом высасываешь жизнь.
Секунда – и содержимое стакана Рики оказалось у Робби на лице. Когда присутствовавшие осознали, что стряслось, все как один ахнули в изумлении. Вот же он – Смерть во Плоти, и какой-то чокнутый сукин сын бросал ему нешуточный вызов. Наверно, нахрен последнего ума лишился.
Рики бросил деньги на стойку и встал. Сплюнув оставшуюся на губах пену, как будто абсолютно ничего не случилось, без малейшего намёка на дрожь в голосе, Робби сказал:
– Как только тебя выставили из Попечительского Центра, Шелл стал деградировать в развитии. Он не протянул и полгода. Как будто, стоило вас разлучить, и что-то в нём умерло, и свет погас. Тем для него дело и кончилось.
Рики совершенно не собирался и дальше слушать его туманные намёки, но еще меньше ему хотелось с кем-то вместе бередить старые раны. Но Робби самое интересное оставил напоследок, и следующий выстрел был точнее некуда:
– А еще был Джанкер. Он исчез из приюта, как и Харука.
Рики прирос ногами к полу.
– Джанкер?.. – пред его мысленным взором возникло молодое лицо Джанкера – теперь всего лишь смутная тень.
– Но тебе это, наверное, совершенно не интересно.
И эти слова вогнали в грудь еще один нож. Сердце у него болело так, что словами не передать. Словно затем, чтобы оставить Попечительский Центр и всё с ним связанное в прошлом, Рики даже ни разу не обернулся.
Не двигаясь с места, Робби смотрел в спину уходящему Рики. Резкие слова его совсем не соответствовали виду, насквозь пронизанному меланхолией. Даже после того, как Рики скрылся с глаз, невидимая связь между ними ощущалась еще некоторое время.
– Эй, ты чего так закис? С таким лицом Смерть во Плоти показываться не должен.
Внезапно раздавшийся над ухом голос вернул Робби в реальность. Впрочем, цинизма в голосе не прозвучало. Он поднял глаза, и в них, как на дне океана, мелькнул свет, когда он узнал подошедшего красноволосого подростка. Даже плечи тут же расслабились.
– Мало того, что ты на встречу опоздал, – предъявил ему парнишка, – так я тебя застаю за тем, что ты пялишься на какого-то проходимца, – он сел возле барной стойки на стул, еще хранивший тепло тела Рики: – Который, в конце концов, плеснул тебе пивом в лицо и ушел. Не охренел ли он?
Робби даже не поинтересовался, стоит ему отвечать или вопрос риторический. Он рукавом вытирал пиво с лица.
– Ну, так кто это был? – в приступе ярости парень пнул опору стула, на котором сидел Робби. – Не смей на меня забивать. Если у тебя есть этому всему хорошее объяснение, давай, я тебя слушаю. Или, если хочешь, я сейчас догоню ублюдка и услышу объяснение от него!
– Заткнись. С ним сцепишься – костей не соберешь.
– Хм. Так ты что, хочешь порвать со мной?
– Нет. Я имел в виду, что он безумно опасный парень.
– В смысле безумно опасный? – надавил тот, наклоняясь вперёд.
Робби вздохнул. И что ему так нравилось в этом пацане? Ведь он не был ни капельки похож на Шелла? Но стоило ему попытаться это себе объяснить, как самоуверенный парень стрелял наповал из обоих стволов: «Какого хрена ты несешь?! Думаешь, мне одному хотелось замутить со знаменитым Смертью во Плоти?»
– Мы жили в одном блоке, когда были в Попечительском Центре. Сто лет его не видел, – Робби осторожно подбирал слова, чтоб фраза прозвучала равнодушно.
Спустя восемь лет, Рики был последним человеком, которого он ожидал встретить. Когда он случайно заметил его, кровь вскипела в жилах, и его затрясло с головы до пят. Сердце и душа зашлись в приступе жестокой ностальгии. От чувства, вызванного неожиданным появлением Рики в захолустном баре (единственном месте, где он мог забиться в угол), огнём горело горло.
Влекомый вперёд странным чувством одновременно голода и жажды, Робби не нашел иного выхода, кроме как подойти к нему. Но стоило начать разговор, как его залихорадило еще хуже, словно все внутренности сжались в клейкий ком или его трясло от холода.
– Ага. А объяснение?
Собственно, этот эпизод был результатом войн, что разворачивались вокруг Рики в Попечительском Центре. И только он один видел истинную причину. Впрочем, нет. Та «истина» состояла из двух частей – реальности и фантазии – так что же видел он? Робби до сих пор не был до конца уверен.
Но аура, окружавшая Рики, поражала сразу все пять чувств. Страх и острое любопытство, которое буквально сочилось сквозь поры его кожи, как холодный пот, врезались в память Робби.
Шелл – тот, кто был в его сердце – умер. И даже Джанкер, который заварил всю кашу, в какой-то момент пропал из Центра. А чувство какой-то скрытой угрозы прочно обосновалось у Робби внутри и не покидало его, несмотря на прошедшие восемь лет, частенько напоминая о себе в ночных кошмарах.
– Он что, первый парень, которому ты дал?
– Я не такой безбашенный придурок.
– Да ладно! То есть ты хочешь мне сказать, что на сцену вышел игрок, которому по силам навалять оторве Джанго?
– Игрок, ага, – в конце концов, парень был не так уж далек от истины, и Робби отделался ироничной полуулыбкой. Если он, Робби – Смерть во Плоти, несущий за собой бездны ада, то Рики, должно быть, чудовище, вампир, совращающий людей и затем высасывающий их души до самого дна. – Да, наверное. В конце концов, его когда-то называли Ваджра.
– Ваджра?
Робби аккуратно собрал в кулак красные волосы парня и тихонько прошептал ему на ухо:
– Этот парень – Ваджра трущоб. Рики из «Бизонов».
И подавился смешком, глядя на распахнутые в изумлении глаза партнера.
В тот день было облачно, и странный холодный дождь моросил с самого рассвета. Поэтому гниющие замусоренные улицы, разрушенные стены колонии и всё кругом мирно отдыхало, казалось, вздохнув с облегчением.
Медленно тянулись истлевшие ржавчиной часы в тени ослепительной мидасской ночи, укрытой тёмной вуалью низкого неба. Ворча про себя и едва переставляя тяжелые ноги, Рики, впервые за долгое время, плёлся в убежище «Бизонов».
Кирие, следившего за каждым его шагом, на сей раз там не оказалось. Того, что этот заноза сегодня не появлялся, уже хватило, чтобы напряженные плечи Рики чуть опустились, расслабившись, но странное чувство недомогания осталось. Ничего не поделаешь, приходилось признать: отсутствие Кирие лишило это место изрядной доли энергии.
– Йоу, – заметив его, Гай поднялся навстречу, протягивая ему стакан, словно предлагал скорее выпить. – Какие люди! Где тебя, к чёрту, носило? Я уж решил, что ты прибился к какой-нибудь другой тусовке.
Рики одним глотком осушил стакан и поднял на Гая глаза. Тот пожал плечами:
– Ну да, он плаксивое отродье, но когда его нет, кажется, и разговаривать особо не о чем.
Парень молча смотрел на него.
– А он в последнее время не очень общительный.
– Всё к лучшему, разве нет? – просто сказал Рики. – Уверен, у такого сопляка много других детишек, с которыми можно поиграть.
– А знаешь, ты не прав, – возразил Гай. И в голосе его сквозило беспокойство, которое он, очевидно, не мог унять. Он мягко заглянул другу в глаза.
– Что?
– Что значит, «что»? – спросил Гай, явно ходя вокруг да около. Но понял: через напускное равнодушие Рики не пробиться, и вздохнул. – А, впрочем, не важно.
Он выпил с оттенком недовольства на лице. Но что бы Гай ни говорил, Рики было совершенно всё равно, где носит Кирие, с кем и чем он там занимался.
Меня это не касается.
Он решил не продолжать разговор, чтобы заодно избавиться и от воспоминаний о существовании Ясона, сдавивших всё внутри. Почти насильственно пытаясь отправить эту мысль на периферию сознания, он сменил тему:
– Гай…
– Что?
Разбив первый лёд, Рики продолжил равнодушно:
– Я тут на днях встретил Робби.
Глаза Гая удивленно округлились, и Рики бросил на него скептический взгляд. А потом принялся вращать стакан в руке, рассказывая о том, как не узнал Робби спустя восемь лет, про смерть Шелла и загадочное исчезновение Джанкера.
Рики говорил, а Гай отвечал междометиями типа «Хм» и «Что, правда?». Когда он закончил рассказ, парень сказал тихо, предостерегающим тоном:
– Рики, где Робби – там дурные вести, и так было всегда. Лучше с ним не связываться.
Как ни противно было это признавать, Рики наконец понял: не только внешний вид трущоб изменился за последние три года – теперь непросто будет вписаться обратно.
– Что за дурные вести?
– Он динго. Информатор. Настоящий мерзавец. Люди его зовут Смерть во Плоти.
Выражение его лица выдавало, что степень неприязни, которую он испытывает – куда больше, чем можно судить по одним лишь словам. Рики воззрился на него, и тут ему вспомнилась циничная ухмылка на совершенно изменившемся лице Робби.
– А это не слишком?
– Засветишься с Робби, и у людей появятся левые мысли на твой счёт.
– Он завязан с Джиксом?
– Вот именно, – заявил Гай, и тон его был необычно агрессивным. – На каждого из нас, одержимых призраками «Бизонов», найдётся по паре ребят, которые не прочь подпортить нам игру, и еще по паре таких, кто не прочь бы нас вообще убрать со сцены.
Рики – хотя, скорее даже не он, а Гай и остальные – собрали осколки «Бизонов» воедино и продолжали гореть, но уже по-иному, забросив сантименты и ожидания в долгий ящик на неопределенный срок.
А Джикс, между тем, особенно и не скрывали что хочет покончить с «Бизонами» раз и навсегда. Вернувшись в трущобы спустя три года, Рики, сам того не желая, принёс с собой порыв ветра, который раздул тлеющие уголья в ревущее пламя.
Туманные разговоры о возможном скором воссоединении «Бизонов» им самим казались нелепо смешными, но и просто отмахиваться от них было нельзя.
– Да, только это всё дерьмо собачье, ведь так, – безразлично пробурчал Рики.
Гаю только и оставалось, что криво усмехнуться. Всего несколько дней спустя его беспокойство оправдалось: разрушенный дом, служивший им убежищем и штаб-квартирой, сгорел дотла – остались одни головешки.
В мгновение ока трущобы захлестнули слухи.
– Похоже, наконец началось.
– Да, кажется так.
– Ты тоже слышал?
– Ага! Закусочную Херма разнесли вдребезги.
– Кто нанёс первый удар, всегда в выигрыше, а?
Гул изумления и шока.
– Джикс перешел к решительным мерам.
– Его мелкие придурки не знают, что такое страх.
– Вот уж точно. Просто не представляют себе, как круты были «Бизоны», когда были на пике.
И еще громче, чем шумные чествования «Бизонов» – осуждения оппозиции.
– Даже Мэддокс теперь боится.
– Думаешь, Джикс его уделает?
– Если кто и уделает, так только Джикс.
И постепенно нарастающее нетерпение.
– Мэддокс и его ребята небось уже землю копытом роют, ждут драки.
– А вам не кажется, что это трюк? Поговаривают, что они просто ждут, пока Джикс и «Бизоны» сожрут друг друга, чтоб потом добить оставшихся.
– И всю власть себе загрести?
– Ну, это же еще не значит, что им всё удастся.
– Ага. В конце концов, «Бизоны»-то ушли на пике славы.
И пока нездоровый интерес к каждой крупице информации не ослабевал.
– Когда разразится война между ними – лишь вопрос времени.
– Ты так думаешь?
– Жопой чую. А имя «Бизоны» теперь ничего не значит – раз им средь бела дня так наваляли, а они ничего не сделали в ответ.
А ещё – чувство нависшей угрозы.
– Как думаешь, что Рики предпримет?
– Да ничего. Что может этот лузер?!
– Ага. Может, в старые времена он бы и смог. А вернулся совсем опущенцем.
Сторонники активных действий горько матерились промеж собой.
– Эти мелкие болваны, которых Джикс за ним послал – тоже не семи пядей во лбу. А что касается Рики – не буди лихо, пока оно тихо.
– Он – Ваджра трущоб. Если ему хамить в лицо, думаешь, он просто спокойно утрётся?
– Что, такой крутой?
– А сам-то как думаешь? Мы с тобой говорим о Рики из «Бизонов», так что, нахрен, да!
Бесконечное переливание из пустого в порожнее, которым управляло личное мнение каждого из сплетников.
– Да, око за око!
– Они их на куски порвут.
Так что количество сплетен всё росло.
– Что будем делать? – спросил Сид. Выпрямившись во весь немалый рост, он стоял напротив развалин их старого убежища, и лицо его было суровым.
– Что будем делать? – эхом откликнулся Норрис и огорченно вздохнул. – Прямо посреди бела дня с землёй сравняли, и какого хрена я с этим могу сделать?!
Разумеется, Сид не о том спрашивал, а Норрис и правда не знал, как решать возникший вопрос.
– Может, уже кто-то наконец почешет свой поджаренный зад?! – высказал общую мысль Люк. Он затянулся сигаретой и пнул какой-то обломок.
Рики искоса глянул на него, вертикальная складка залегла между бровей. Он не мог знать наверняка, но правда казалась вполне очевидной. Не лучшая идея была выбить дерьмо из этих мальцов Джикса. Но ведь ясно уже, что я давно засветился.
Конечно, не он был во всём виноват, но он толкнул с горы камень, зажег искру, от которой разгорелось пламя.
– В любом случае, можем разнести бар Лауры, – предложил Гай, и возражать никто не стал.
И сразу – ощущение осадного положения и непрошенный голод. В тот краткий период безумства и ярости, когда они были царями горы в трущобах, все «Бизоны» понимали бессмысленную глупость того, чтоб огрызаться по любому поводу. Но теперь-то дело было совсем другое.
Тогда они могли бравировать своими горячечными эмоциями и в то же время просчитать, где дать этим эмоциям выход, доводя напряжение до точки кипения.
Тогда хватало одного лишь вида Рики. Его слова отравляли их души. Он пылал, и они – вместе с ним, взамен получая ощущение полноты жизни. И этого было более чем достаточно.
А теперь Рики молчал. Харизма его поблекла. Этот обломавший клыки Ваджра не мог вести их вперёд. Они долго шли к осознанию сего факта, но видеть наглядное доказательство вот так, здесь и сейчас, не укладывалось в рамки логики и здравого смысла.
Трущобы захлестнула волна напряженного ожидания и беспокойства. Все словно переминались на цыпочках, готовые в любой момент, по малейшему знаку, бежать. Дрожа, оступаясь, потупив взгляд, упавший на собственные заплетающиеся ноги, и боязливо заглядывая в лица незнакомцам.
На фоне всего этого пошел гулять еще один новый слух.
– Ты шутишь?! Я слышал, Кирие добывает клиентов для этих механических ублюдков.
– Ага, я слыхал, это верный способ подзаработать. Говорят, у них там сейчас самый шик, когда робот делает это с человеком.
– Что, в Мидасе на них даже бляди не смотрят, так они решили взяться за нас, полукровок?
– Идиот. Андроидам секс не нужен, так что дело в чём-то другом.
– Ну, может и так. Эй, а знаешь Тома из Крутца? Он вот на предложение Кирие повёлся. Вроде как наполовину из любопытства, но он серьёзно подсел. Теперь вот из себя выпрыгивает, чтоб его опять поимели.
– Слушай, может, мы у них подопытные крысы для того нового наркотика? Ну, знаешь, про который говорят, что его пихаешь в зад и кончаешь, типа, бесконечно. А последствий никаких.
– Может. Но если мне скажут, что это мой единственный шанс на билет до рая в этой жизни – я рискну. И хрен с ними, с деньгами.
– Щас, разбежался. Таких потасканных пропитых парней, как мы с тобой, завернут за километр оттуда.
– Вот хрен! Даже эти ребята разборчивые, блин. Хотя всё равно я слышал, что только детей берут.
- Вот-вот. Очевидно же: они ищут что-то конкретное. И подозрительно это всё.
– Похоже на то. Но жопа у гадов хорошо прикрыта.
– Скряги они – вот кто. Хоть бы по мелочи что остальным перепадало – так нет.
С Сидом частенько было не понятно, шутит он или говорит всерьёз, так что все остальные просто сухо похихикали с ним за компанию. И тем закончился этот странный разговор, и снова наступила постылая тишина.
Не в силах больше терпеть напряженную атмосферу, Норрис нарушил молчание:
– Раньше у нас в таких случаях всегда думал Рики. Приносил на хвосте то, чего в трущобах никогда не видывали.
Только воспоминания о былом помогали скоротать долгие, пустопорожние часы.
– Интересно, чем же он занимался? – протянул Люк и, зная, что сказал недостаточно, добавил: – Не удивлюсь, если тем же, что и Кирие, – он проглотил сдавленный смешок. – Друзей своих, конечно, не продал, но мало ли, кто его поставил под ствол? И Кирие всегда так говорит.
Никто не засмеялся. Всего несколько секунд – и провокационные замечания Люка просто испарились, без комментариев.
– Эй, вы чего? Или вы хотите сказать, что так оно и было? – в раздраженном голосе Люка отчётливо слышалась насмешка.
Что бы он ни говорил, а с Рики всё всегда катилось как с гуся вода. Люк прищурил глаза, пытаясь выглядеть безразлично.
– Мне всё равно, думаешь ты так или нет. Можешь верить во что хочешь, – сказал Рики.
От такого ответа Люк презрительно надулся:
– Знаешь, Рики, вот смотрю я на тебя с этой стороны, и блевать тянет, – он выплёвывал слова по одному, словно они с трудом вырывались из горла. – Ты меня так бесишь, что хочется тебя нагнуть и трахать, пока пощады не запросишь.
Никому и в голову не пришло, что чувство юмора Люка вышло за рамки. Алкоголь открыл всем истинную причину его злобы, поблескивая, как капельки пота на теле спортсмена.
Может, взбесившись от произнесённых слов, а, может, выплёскивая собственные чувства, бурлившие в глубине души, Рики ответил:
– Если так хочется, валяй и постарайся как следует. Только потом не жалуйся, когда я тебе член оторву.
Неторопливые слова были полны угрозы. Ни намёка на порывистую злобу – одно лишь холодное безразличие. Но в тёмных глазах его мелькнуло жгучее пламя, словно грозный клинок на секунду показался из ножен, сея кругом страх. Все заткнулись, замерев на вдохе. Они увидели то, чего не должны были видеть, и знали, что заслуживают наказания за такое святотатство.
Наступила тяжелая душная тишина. Не в силах больше этого выносить, Норрис опустил глаза. Сид шумно выдохнул и облизнул пересохшие губы – раз, и еще раз. А Люк напоказ осушил бутылку одним длинным глотком.
Только Гай всё смотрел на Рики, и взгляд его был полон тревоги.
Может ли статься, что он оказался в роли побитой собаки ради сохранения свободы? Нет. Не может.
Он был в плену призраков прошлого, и в этих словах его грех вставал перед ним. Возможно, это самолюбие принуждает его смотреть правде прямо в глаза, не позволяя эмоциям захлестнуть его?
Но нет. Не нынешняя гордость заставляла его держаться в стороне. Повинна в том была страсть, вдруг вырвавшаяся из самого наивного и бестолкового периода его жизни. Прочие страсти тех лет давно отгорели, и только мятежные, чуть миндалевидные глаза совсем не изменились.
Его уже давно всё достало настолько, что раздражение буквально кипело. Он никому не станет рабом. Не будет оков на руках и ногах. Он будет свободен. Но путы прошлого, от которых он так жаждал избавиться, лишь крепче сжимали его, невидимой тяжестью мешая на каждом шагу.
Кончалось лето. Впрочем, от «лета» было одно название – без жара, обжигающего солнца сезон дождей наступил и прошел, оставив лишь порывы влажного ветра носиться в воздухе.
– Чё? – автоматически отозвался Норрис, словно не расслышал, что ему сказали.
Был полдень, но, несмотря на это, «У Лауры» было темно. Норрис точил свою памятную «бабочку», которую ценил больше, чем оставшиеся со школы побрякушки.
– Мы сегодня поимеем Рики, – выпалил Люк.
– Не смешно.
Люк хмуро глянул на Гиллори и Сида:
– А я серьёзно.
– Хватит жопой говорить! С ним же будет Гай, – фыркнул Норрис.
– Да мы же там прощупали почву на этот счёт. Между ними ничего нет, и уже давно. А ты что, не знал?
У Норриса не нашлось слов, и он замолчал.
– С тех пор, как вернулся Рики, я от тебя ни слова не слышал про Йори.
– Это ничего не значит, – пробормотал Норрис себе под нос. – Ты хоть небо об землю расшиби, а Рики под тебя не ляжет.
Не важно, порвали они отношения или нет, и не важно, собирался ли Гай вернуть Йори. Они с Рики были связаны на более глубоком уровне – намного сильнее, чем мог бы связать секс. Доказательств этому было предостаточно, что вызывало у него абсурдную ревность.
И Люку это должно быть прекрасно известно. Так зачем же он бьётся в эту стену головой? Норрис никак не мог понять, что происходит у Люка в голове.
– Йоу, Люк. Что ты всё за это цепляешься… даже Гаю уже не смешно. И вообще, Рики не просто понты кидал, говоря, что он с тобой сделает.
– Ага, интересно, правда? Вот все вы так. А мне вот, честно, надоело тусоваться с такими ребятами, которые, как вы, сами жопу подставляют – даже и просить не надо.
Голос звучал беззаботно, но если он намеревался утрясти это с друзьями в шутливой манере, то план явно не удался.
– Слушай, может, ты многовато стаута пьёшь, и мозг стал отмирать?! – Норрис откинулся на спинку дивана и вытянул ноги, не понимая, зачем вообще весь этот разговор.
Но Люк настаивал:
– Я ж не говорю, что мне ваша помощь нужна. Просто ведите себя нормально, как пьяные – пока дело не будет сделано.
– Ладно, не надо мне мозги трахать.
– Ради всего, что было, дружище, мы решим, будто это шутка. Но не дважды подряд.
Люк ухмыльнулся:
– А чего ты так разнервничался, Сид? Давно прошло то время, когда Рики верховодил в «Бизонах» и устанавливал правила. А сейчас уже немножко поздно играть в героя.
– Какого хрена ты хочешь сказать? – поинтересовался Сид. Вообще-то, в большинстве случаев плевать он хотел на дурацкую привычку Люка всё время говорить намёками, но на сей раз уже завёлся.
– Того Рики из «Бизонов», перед которым ты хвостом вилял, уже нет. Понимаешь? Этот парень – побитая псина. Но тело у него такое же красивое, как и было. Попка тугая. А уж как подумаешь, что у него там, у меня вставать начинает. Серьёзно. У тебя, небось, тоже? Потому ты и Кирие к нам притащил, верно? Потому что он ну прямо вылитый Рики – каким он раньше был. А всё-таки – как будет с настоящим? Даже твой малыш на такое дело встанет.
Целую долгую секунду Сид смотрел на него, лицо его побелело, словно в голове не осталось ни единой капли крови. Только в глазах, расширенных до предела, мелькал красноватый отсвет, словно кто-то заглянул ему в самое сердце и теперь потешался над тем, что там увидел. Сид уже скорее искренне жаждал кровавого убийства, нежели просто был в ярости.
Чтобы не дать им сцепиться прямо здесь и сейчас, Норрис некстати откашлялся.
– Знаешь, Сид, я как посмотрю на Рики – на его самодовольную морду, на которой написано «а мне всё по хрену», так бешусь, что тошно становится, – сказано это было совсем другим тоном, вовсе не так цинично, как он говорил до сих пор. Голос был сдавленным и глубоким. В нём как на ладони были видны истинные намеренья Люка. – С тем, старым Рики, возникало чувство, что если он сам не захочет, то тронешь – обожжешься. Он сам горел, он был стихией. Стоишь с ним рядом – словно со столпом пламени.
Это воспоминание всегда оставалось с ним незамутненным, пробирающим до самого сердца:
– Эй, Люк! Не тронь мальца. Это всего-то Берт. Оставь его, oк? Давайте ребята, не залажаем это дело!
Ободряющие слова Рики неслись через шум, и, как сладкий эликсир, наливали их адреналином – сильнее любого наркотика. Угольно-чёрные глаза. Этот голос. То приятное покалывание, что они ощущали, когда он называл каждого из них по имени. Оно вдохновляло их, заставляло верить в то, что всё возможно, и не важно, насколько это безумно.
– Может, он и казался равнодушным, но когда вёл нас – был словно молния. В какое бы дерьмо мы ни вляпались, не важно, как бы круто ни встряли, Рики встречал все беды грудью вперёд.
Рёв навороченного реактивного байка. Горячий, жгучий порыв воздуха в лицо. То чувство единения, которое возникало, когда Рики вёл их вперёд, было лучше, чем секс.
Горячее. Пульсирующее. Оглушительное. Пылающее. Испепеляющее.
Когда Рики стоял впереди строя, те, кто был позади, ощущали себя словно за стеной белого пламени от реактивного мотора. Когда Рики с Гаем ехали на байке, прерогативой Гая было усадить Рики сзади.
– Если едем вдвоём, Рики, ты сзади. Я не перенесу, если ты с этим прекрасным агрегатом будешь обращаться как с игрушкой.
В этом (и только в этом) случае Гай не отдавал ему право на лидерство. Конечно, не в том было дело, что байк дорогой. Да и сумасшедший стиль вождения Гая совершенно не пугал. Просто на его вкус куда лучше было посадить Рики сзади, чем уткнуться ему в спину и ждать, пока нетерпение проест тебя насквозь.
Не только Люк, но и Норрис, и Сид (хотя, конечно, и не признавались в этом) были недовольны. Почему это только Гаю достаются такие привилегии?!
А раз ревность и зависть уже поселились в их сердцах, то рано или поздно они должны были вырваться наружу.
– Когда ты был с Рики, ты чувствовал, как кровь в жилах закипает. Как будто можешь всё. И ничего не боишься. Понимаешь?
Сид и Норрис на это согласно закивали. Ведь и они были так же очарованы харизмой Рики.
– А вот теперь как подумаю об этом, сразу понятно становится, что сейчас мы просто сосунки – в сравнении с теми сукиными детьми, которые рулили «Горячей Полосой». Вот потому-то, когда Рики сказал, что уходит из «Бизонов», никто не подорвался и не вернул его обратно.
Но что толку плакать у разбитого корыта. А нас ты просто пустишь побоку? Может, если б они сказали ему так, вцепились когтями и не отпускали, то что-то и вышло бы по-другому.
Ведь все они просто валяли дурака.
– Да не важно, почему. Разве это не значит, что нас всех Рики заводит, так или иначе?
Как ни странно, без лишней самоуверенности, эта фраза сделала день. Но возникал логичный вопрос:
– А сейчас-то с ним что? Вечно как накачается стаута, лицо становится такое, будто дерьма объелся, и взгляд каменеет.
Атмосфера разочарования сгустилась. И пусть они знали, что такая реакция неразумна, но эти чувства медленным мучительным ядом вползали в душу и разрывали сердца, наполняя их темнотой.
– И посматривает всё время так, словно не хочет нас рядом видеть.
Эта фраза должна была свернуть разговор. Но так велика была горечь разочарования, что они почувствовали себя шайкой печальных придурков, вынужденных вечно таскать за собой якорь прошлого.
– Ну, если так, то мы с него не слезем, пока не перестанет нас игнорировать.
Если так, то вообще-то им полагалось сказать, что он трепло, дать ему в морду и бить, пока не скажет правду. Об этом Люк и говорил. Его подход был несколько более привлекателен, чем бездумно выколачивать из него факты.
Сид и Норрис смотрели, не мигая. Может, это внезапная пылкая речь Люка поразила их настолько, что они даже забыли его слегка опустить, чтоб знал меру? Да нет. Просто им нечего было возразить. Вслух высказав собственную непередаваемую злобу на Рики, Люк говорил за всех. И им незачем было его опускать.
К чувствам превосходства и самодовольства, которые они делили с Рики, совершенно внезапно добавилось ощущение утраты. Неутолимый голод и жажда зияли там, где должно было быть нечто, объединяющее их даже спустя четыре года. Но всё-таки они знали: Люк перегибает палку. Оцепенев от ужаса, их чувство здравого смысла корёжилось и распадалось. В стылой тишине время текло для них как для заключенных в одиночках. В тяжелой темноте стало сложно дышать.
И вдруг знакомый звук открывающейся двери разорвал тишину.
Каждый сглотнул, плечи вздрогнули, и все присутствующие уставились на дверь, словно щелчок замка был грохотом выстрела.
– Чего? Что происходит? – поинтересовался Рики, помедлив на пороге с озадаченным выражением лица.
Но никто ему не ответил, все неловко отводили взгляд.
– Где Гай?
– Он сегодня не с тобой? – отрывисто спросил Люк. – Вроде говорил, что у него с кем-то встреча.
Сид предостерегающе глянул на Люка. Норрис поцокал языком, наконец сообразив, почему Люк планировал всё на сегодня.
Наплевав на мрачное молчание, которым остальные наполняли тишину, Рики без единого слова прошел в комнату и сел на своё обычное место.
– Хочешь? – Люк протянул ему бутылку стаута.
Рики кивнул. Он прожевал кусок безвкусной жесткой еды, проглотил и медленно поднёс к губам бутылку. Прокатив стаут по языку, он ощутил особенно острую горечь, словно его кололи сотни тоненьких иголочек, мало-помалу пробивая горло насквозь.
Но он уже привык. Глубоко вдохнул, выдохнул и пустил бутылку по кругу. Норрис отрицательно покачал головой. Ну, если так… Рики перевел приглашающий взгляд на Сида.
– Нет, спасибо. Я что-то сегодня не в настроении.
Люк слегка улыбнулся – горько или иронично, сказать было сложно. Рики этой улыбки не понял. Пожал плечами и отпил еще глоток.
Вскоре глаза его увлажнились, взгляд стал одурманенным. Он вытянул ослабевшие руки и ноги, и губы его изогнулись в лёгкой улыбке. Норрис непроизвольно вздохнул, распахнув глаза в изумлении. Вздох, сорвавшийся с губ Рики, был полон почти отчаянной тоски. Грёза, посетившая парня, была такой чарующей, что по горлу его пошла дрожь.
Так Рики открыл их взорам свою искреннюю, незащищенную суть.
Обычно, когда волны наслаждения захлестывали их всех, они бы не заметили этой его скрытой стороны. А сейчас, когда не было Гая – единственного, кто мог подстраховать Рики в подобных случаях, они вдруг запечатлели в сознании этот яркий, живой образ.
Сид сжал губы и уставился на Рики, буквально пожирая его взглядом. Секунду он колебался даже, можно ли делать следующий вдох. Секунда эйфорического желания взять и изнасиловать его…
В напряженной тишине каждый вдох звучал в такт с пульсом Рики, поднимая их всё выше, выше – к краю пропасти…
…И ничего в ту ночь не случилось.
Сид и Норрис проявили небывалую «заботу», а потому Люку только и оставалось, что быть благоразумным. То есть, собственно, ему просто не представилось случая что-то предпринять.
И даже когда они под действием ауры Рики вдвоём бегом удрали трахаться, Люк даже ни разу не улыбнулся. Голод, снедавший всё внутри него, оказался намного сильнее, чем он мог себе представить, и осознание этого ранило его в самое сердце.