Мидас. Зона-3. Мистраль Парк – крупный конференц-центр – окружали выставочные павильоны всех сортов и размеров. Начиная с главного аттракциона Лхасы, «Аллеи Казино», и заканчивая «развлекательными учреждениями», откуда посетителям было уже рукой подать до Кварталов Утех (последние в некоторой степени можно было назвать подлинным ликом Мидаса).
Приближался день Аукциона. Мидас захлестнула лихорадка нетерпения, суеты и толкотни, которая очень скоро набрала рекордную силу. Оживленные голоса доносились даже до Овальной Площади, на которой в дневное время обычно царила тишина.
Как и обещал Кирие, слухи об Аукционе вскоре заполонили все бары и забегаловки в Кересе. Хотя, казалось бы, уж здешним-то какое до этого дело? Может, всё потому, что Академия снова выставляла свои продукты – после пятилетнего перерыва.
Рики с приятелями сидел в Закусочной Херма.
– Ну, что скажешь? Давайте сходим! – упрашивал Кирие, забираясь Сиду на колени. – За погляд денег не берут. Приятно же иногда отвлечься немного, просто потусить, а? А если повезёт, еще и на пиво заработаем.
Сид, очевидно, был не против, что Кирие на него залез: когда тот стал теребить мочку его уха, Сид потихоньку начал заводиться. Он поднял взгляд на Рики, словно спрашивая разрешения у бывшего лидера:
– Йоу, Рики, что скажешь?
– Хочешь идти – иди, – проворчал парень, не проявляя ни малейшего интереса ни к Аукциону, ни к тому, чтобы куда бы то ни было идти.
Сид слегка пожал плечами. Кирие сердито нахмурился:
– Да что с тобой такое? Ты, как это говорится, будто уксуса выпил. Что тебе ещё делать в свободное время? – Кирие накинулся на него, разрушая некоторую робость членов банды, привыкших предпочтения Рики ставить выше собственных. – У тебя, наверное, есть причина, почему ты не хочешь идти.
И когда Рики повернулся к нему, добавил:
– Может, там будет кто-то, кого ты не хочешь встретить?
– Мне всё равно, – сказал Рики так, словно весь разговор стал слишком бессмысленным, чтоб обращать на него хоть сколько-то внимания.
– Ну, вот и решили! Хорошо время от времени выбираться в город всем вместе, – сардонически сказал Кирие с самодовольной улыбкой.
– Плевал я на придурка, – отвернувшись и сплюнув, сказал Рики так тихо, чтобы его случайно не услышали. Может, это странная, навязчивая манера Кирие (которому не было еще и семнадцати) всё всегда знать, набила ему оскомину? Или ему не нравилось, что столь самонадеянно с ним задирается парень на три года младше? Хотя нет, всё не то.
На самом же деле, Рики не мог выносить даже не нахальный взгляд этих странных глаз разного цвета, которым буравил его Кирие, а того, что в мальчишке он видел себя, свою точную копию – образец трёхлетней давности.
Кирие не понимал, что он лягушка, упавшая в колодец. Он не сопоставлял эту помоечную землю с тем, сколько сил и страсти он ей отдавал. А поймать ему удавалось лишь иллюзии, поднимавшиеся со дна и выползавшие через горлышко бутылки стаута, когда он делал вдох.
Поначалу Рики этого не осознавал и на Кирие не обращал внимания вообще, разве что на странные разноцветные глаза. Но вскоре он стал замечать в нём тень того подростка, каким он сам был пять лет назад – и этого сходства нельзя было отрицать.
Стоило придти к этому, как воспоминания вырвались из прошлого, окружили его и одним взмахом превратили три пустых года в ничто. Невероятно было видеть отражение своей прошлой сути, которое логически не должно было существовать. «Поверить не могу, что я когда-то был на его месте». Это ощущение было таким сильным, что заставляло Рики бессознательно стискивать зубы, сглатывая горький ком.
Парень вернулся в родные трущобы, потому что здесь он мог перевести дух, не привлекая лишних взглядов. Откашляться, чтоб отпустило саднящее, сведенное судорогой горло. Вытянуть занемевшие руки и ноги. Делать, что ему захочется. Ощутить вкус свободы.
Странное чувство. Когда он объявил, что уходит из «Бизонов», ежедневная скука была беспросветной, без всякой надежды на перемены – и его от этого тошнило. Теперь же всё это невыразимо дорого.
Несмотря на ощущение заброшенности, насмехавшееся над слабостью, которую он хотел побороть, несмотря на унижение от того, что его сочли проигравшим, Рики стал еще упорнее, еще требовательней. Но здесь так ничего и не изменилось. Гордость его была разбита, возмужавшее тело отравлено вином, и должно было пройти еще немало времени, чтобы этот потускневший и угрюмый Ваджра вернулся в полную силу.
По мере того, как среди окружающей жестокости он целенаправленно тонул в гнилом болоте, когда-то бывшем ему колыбелью, прошлое, которое он и не думал когда-нибудь оставить позади, постепенно бледнело и таяло.
Но ведь он действительно изменился. Отчего же его друзья относились к нему совершенно по-прежнему? У Рики возникало чувство, словно он кичился своей гордостью и высокомерием, и слишком поздно понял, что делал это напрасно.
Вот только слова Кирие оставляли у него на губах горький привкус. Пытаясь их прожевать и проглотить не поморщившись, он бередил свои старые раны. Раньше последнее, что он готов был делать – смотреть и ждать. Но если прошедшие три года его чему и научили – так это терпению. А точнее будет сказать: его гордость и упрямство вырвали с корнем, взамен вбив смирение по самые гланды.
Насмешки и поношения трущоб по сравнению с этим были семечками. Стерпеть немного унижения – сущая ерунда. Разумеется, не эти мысли привели Рики обратно.
И всё-таки лишь присутствие Кирие задевало оголенный нерв и воскрешало огонь прошлого. Память о наивной самонадеянной юности, об играх в опасного преступника, вставала пред его внутренним взором во всей красе. Сердце не знало покоя. И сквозь тающую маску холодного безразличия глаза его сверкали горькой злобой.
Девять тридцать утра. Мидас. День Аукциона. Кварталы Утех кишели людьми, словно всё ещё полнились восторгом вчерашней ночи. Погода была великолепна. Синее небо без облачка – то, что надо для праздника.
Поддавшись общему настроению, Кирие чуть не наступал на пятки Рики:
– Эй, ты еле ноги переставляешь. Давай, пошли!
Гай, шагавший рядом с Рики в сторону Мистраль Парка, смерил Кирие внимательным взглядом:
– А он собой очень доволен.
– Потому что сопляк.
– Сопляк, да…
– Что это ты с умным видом улыбаешься?
– Нет, ничего. Просто вспомнил кое-что.
– И что же?
– В тот год, когда мы оказались в Колонии, Академия тоже выставляла на аукционе партию пэтов, и это было круто. А ты свистел и улюлюкал по этому поводу, и еще вот по этому, и вон по тому…
Рики ничего не ответил.
– Вот кого мне Кирие напоминает. Вы с ним одного поля ягоды.
– Не ставь меня в один ряд с этим мелким придурком.
– А, ну да. Ты-то теперь такой взрослый. И, к слову, тогда ты так боялся, что я потеряюсь, поэтому держал меня за руку всю дорогу и не отпускал… Эй, ой!
– Заткнись и иди дальше.
– А за что ты меня стукнул? Я всего лишь вспоминаю старые добрые дни…
– Ладно, хватит. Давай, заканчивай…
– Хорошо, хорошо.
До открытия было еще далеко, и по дороге, ведущей к Аукциону, неторопливо катились людские волны. Одной этой толпы хватило бы, чтоб вывести Рики из себя.
– Только посмотрите на всех этих людей! Это ж настоящий ёбаный парад! – в голосе Кирие, смотревшего во все глаза, было больше изумления, чем сарказма. – Скорей бы уже начали, а то здесь жарко, как в парилке!
– Если уж на то пошло, – презрительно фыркнул Люк, – так это всего лишь стадо озабоченных, наклюкавшихся богатеньких нуворишей. Не считая того, что мы накачиваемся стаутом, разницы между нами никакой.
– Всё равно интересно! Столько разных людей. И пэты Академии – разве часто выпадает шанс на них посмотреть? Интересно, о чём люди думают? Все так и прилипли к стеклу витрин…
Он ни к кому конкретно не обращался, но взгляд его, отрываясь от пёстрой толпы, то и дело возвращался, чтобы перехватить тёмный взгляд Рики.
– Рики, ты что думаешь?
С того сталось бы равнодушно отвернуться и продолжать смотреть в другую сторону, но на сей раз, как ни странно, он внимательно уставился Кирие прямо в глаза.
– Ну, поначалу все думают: «А вот бы так каждый день…». И всё такое. Потом глянешь на начальные ставки, и у тебя глаза из орбит полезут – эдакая отрезвляющая пощёчина. В этой толпе есть ребята, имеющие всё: и время, и деньги. А есть те, у кого нет абсолютно ничего. Когда всё уже сказано и сделано, становится неважно, можешь ли ты принять и осознать пропасть, которая лежит между тобой и привилегированными классами. Просто приходится с этим жить, как с занозой в заднице.
– Ух ты, ну надо же. Оказывается, время от времени этот угрюмый сильный тип открывает рот, чтобы сказать что-нибудь четкое, – Кирие глянул на него почти испуганно, и улыбка его была какой-то странной.
Гай и остальные искоса поглядывали на них, обмениваясь собственными мнениями:
– Ай-хэй, ну вот опять.
– Как они ни встретятся, всё именно так и заканчивается.
– Идиот. Единственная чёткая штука тут – твой рот!
Но думали они совсем о другом: «Кирие ничему не учится. Он лет на сто не дорос до того, чтоб разевать пасть на Рики».
Рики тяжело вздохнул:
– Подумаешь, тоже мне великое дело.
– Что? Раз ты старше на пару лет, так значит – уже старый мудрый хрен?
– Ага. Потому что ты вечно выступаешь, как шиложопый желторотый сопляк, каковым и являешься.
– Ха! А ты что думаешь, за три года стал ужасно важным супер-пупер-человеком? Примерно тогда же, когда ты неоспоримый титул лидера «Бизонов» променял на ссаное серое ничтожество?! Полный отстой, я тебе скажу. Видать, кто-то тебя обскакал. Ну, по крайней мере, мне так кажется.
Прежде чем Кирие успел сказать еще хоть слово, Норрис отвесил ему крепкий хук в челюсть.
– За что?!
– А за то, что идиот. Дай нам всем, нахер, отдохнуть нормально.
– Но я ведь просто сказал как есть, а?!
Ответ прозвучал всё так же высокомерно:
– Ну да, Кирие. Такое дерьмо с тебя, небось, летит с тех пор, как ты сам штаны спускать научился. Но если отнимут это маленькое байковое одеяльце, которым ты для защиты прикрываешься здесь, то всё это дерьмо вернётся, и прямо обратно тебе в зад.
Сказано это было вроде безразлично, но с жестким оттенком, задевшим Кирие за живое. То, что в действительности сказал Рики, гротескно исказилось в его восприятии. Ты слишком много тявкаешь для мелкого щенка, подбирающего крошки со стола «Бизонов».
Не подав виду, он глянул на Сида и Норриса: на их лицах играли горькие, понимающие улыбки. А Гай, который обычно за него вступался, только тихонько вздохнул.
«Что за… Да что же это?!». Мысли Кирие неслись в спонтанной вспышке злобы. Его вдруг скрутило ощущение потери места в мире, стрельнув головной болью прямо в затылок:
– А потому что я не прогибаюсь! – взрыв гнева, пылающего ощущением потери.
– Вот и закрой рот. Слушать тошно, – сказал Рики ему прямо в лицо, просто игнорируя пылающий, возбужденный взгляд.
Лишь та пропасть, которая их разделяла, не дала им сцепиться. Тут накал страстей был иной, тихий, словно две яркие краски плеснули пятнами, не смешиваясь.
Кирие сверлил Рики взглядом и не двигался с места. Точнее будет сказать, впервые в открытую столкнувшись с бывшим лидером «Бизонов», прочувствовав всю силу его обычно рассеянного взгляда, парнишка впал в такой шок, что не мог даже моргнуть. По спине ручьём лил холодный пот, а от чувства неописуемого унижения горло беспомощно пересохло.
– Давай, Рики, пошли, – Гай положил ему руку на плечо, и это мгновенно рассеяло наваждение.
Всего один жест – и льдистый блеск в глазах парня пропал.
Кирие, вырвавшись, наконец, из власти его чар, ощутил в груди вихрь облегчения. Сам того не осознавая, он раз за разом нервно облизывал губы.
– Эй, проснись давай. Идём.
Мышцы во всём теле всё ещё были до того неестественно напряжены, что, когда Сид хлопнул его по спине, он споткнулся, качнувшись вперёд.
– Нахер всё! Тебе ещё пару миллионов лет расти, прежде чем с Рики задираться.
– Ну да. Но, по крайней мере, штаны сухие.
– Сухие, да? Это просто потому, что они взглядом не встречались.
– Ты, приятель, Гаю должен открытку с благодарностью послать.
То, что они так в открытую его отчитывали, заставило бунтарские инстинкты Кирие вспыхнуть с новой силой:
– Это за что мне его благодарить?! – просто поразительно, как быстро он отошел от испуга.
– Раз спрашиваешь, значит, как был сопляком, так и остался.
И снова они его опустили. Кирие начинал беситься. «Хватит звать меня сопляком! Три года разницы из вас мудрых старцев не делают!»
К «Бизонам» со всех сторон подходило выражение «молодой, да ранний». Но стоило только лидеру выкинуть белый флаг, как все они, один за другим, тоже взяли самоотвод. Впрочем, учитывая, что сожалений никто из них не выказывал, можно сказать: они просто перегорели.
Так почему, почему они всё ещё оставались вместе?! Ведь пропала сама цель их существования, их опора растворилась?..
– Вот дерьмо, – на выдохе пробормотал Кирие, буравя взглядом спины Рики и Гая, которые плечом к плечу шагали впереди него. «Вот подожди, нахрен, и увидишь! Только шанс мне дай, уж я…»
Удача не свалится тебе в руки, если будешь сидеть на месте – он это знал по жизни в трущобах; как и то, что возможности сами по себе не появляются из ниоткуда. До него доходили слухи, что Рики ушел из «Бизонов» ради какого-то клёвого дела. Ему тогда было пятнадцать или шестнадцать. А то, что мог сделать Рики, – Кирие был в этом абсолютно уверен! – было по силам и ему.
И, тем не менее, он всё хмурился и хмурился. Парнишка не мог понять связи между Рики и Гаем. Было очевидно, что это не обычные отношения. Все прекрасно знали: они спят вместе – еще со времён Попечительского Центра. И что уже тогда привязанность Рики к Гаю была весьма серьёзной.
Вот потому-то, когда Кирие впервые познакомился с Гаем (спасибо Сиду, замолвил словечко), он очень удивился, обнаружив, что правая рука легендарного лидера «Бизонов» – нормальный общительный парень. У него возникло смутное подозрение, что над ним попросту издеваются. «Какого чёрта? Он самый обычный пацан. И, как по мне, так ни разу не супермен. Значит, надо просто подвинуть аккуратненько этого «номер второго» с пьедестала…»
Чудовищное несоответствие слухов и реальности бесило Кирие, но стоило Рики вернуться в трущобы, как сразу стало понятно, что Гай не зря всегда был с ним рядом. Словами не передать, насколько глубоко было их взаимопонимание. Нравилось это Кирие или нет, а пришлось столкнуться с истинным значением слов «вторая половина» и с такими приступами зависти, что выразить невозможно.
В Зоне-9 дети до двенадцати лет воспитывались все вместе под присмотром администрации Детского Попечительского Центра. Причиной тому была непропорционально высокая детская смертность в жестоких, неприспособленных для жизни условиях трущоб.
Это первая причина. Вторая – невероятно низкий процент рождаемости девочек по сравнению с мальчиками. Может, это была специфика именно планеты Амои, а может, играли роль еще какие-то неизвестные факторы.
Только в Мидасе – точнее, в Кересе – не было евгеники и контроля связей. «Естественный выбор партнёра» был провозглашен одним из базовых прав – словно высеченный в камне во времена провозглашения независимости крик ущемленного человеческого достоинства.
Соответственно, те немногие девочки, что воспитывались в Центре, имели ряд существенных преимуществ по сравнению с парнями. А те из них, кто хотел и мог рожать, имели возможность сделать это в куда более подобающих условиях. В отличие от мальчишек, которые вынуждены были становиться «независимыми» от Центра в тринадцать лет, девочки не обязаны были жить в грязных вшивых колониях.
Естественно, это привело к тому, что примерно девяносто девять процентов населения трущоб (включая младенцев) были мужчинами, ибо только они и рождались на свет.
А значит, и семей в виде кровных уз как таковых не существовало. И отношения строились на однополых связях. Не было ни самого понятия «семья», ни церемонии «бракосочетания».
Зона-9 – Керес – породил это замкнутое перекошенное общество. И то была еще одна причина, по которой граждане Мидаса добровольно становились певчими птичками в золотой клетке Кварталов Утех, в то же время презрительно называя Керес «трущобами».
Однако человек – животное социальное, а потому им движет желание общности, чтоб избежать пожизненного одиночества. Отсюда и определение «вторая половина» – кто-то неотделимый от тебя, важный и значимый – эти понятия были выше любви и заботы, контрактов и обязательств, такие отношения не портили друзья «просто на переспать». Впрочем, всё равно «на всю жизнь» обычно выбирали кого-то доступного и совместимого в сексуальном плане.
Кто же из них мне подойдёт…?
Очень для многих такие размышления устанавливали непомерно высокую планку их собственного идеализма.
Когда Кирие решил по приглашению Сида прибиться к «Бизонам», большим аргументом в пользу такого решения было то, что хоть «Бизоны» и были теперь больше легендой, чем реальной силой, но это имя само по себе вызывало уважение, давая символ определенного статуса. Фактически, им перепадало столько почестей, что возникни у них желание, они могли бы с этого жить.
Вместе с «Бизонами» Кирие частенько попадал в передряги, но именно благодаря этому статусу выворачивать карманы ему так ни разу и не пришлось. В таких случаях Гай всегда выступал решительно. Но стоило Кирие потянуться к нему, как его грубо заворачивали, да еще и наподдавали по рукам.
Гай был единственным, кого Кирие не удавалось завоевать, и это уязвляло его гордость. В попытках хоть как-то до него достучаться, Кирие даже вслух усомнился в его мужественности:
– Что с тобой? Не встаёт что ли, э?
Но тот лишь спокойно срезал его в ответ:
– За попытку зачёт. Но я не сплю с малышами, которым недавно пелёнки меняли.
Этого унижения Кирие было не забыть никогда.
– Сукин сын! Он что, блядь, думает, весь мир вокруг него крутится?!
– А ты, блядь, хоть знаешь, кто он такой?! Он спутник жизни Рики. Парень, которого ты пытаешься клеить, имеет право на лучший кусок. Он будет выбирать, а не ты.
– Да ладно, не парься. По сравнению с Рики мы все сопляки.
Наверное, тогда всё и началось. Он в полном смысле слова стал считаться с «Рики», как с частью «Бизонов». С тех пор прошло два года. Кирие по-прежнему был «сыном полка» в компании и в глубине души так и не успокоился по этому поводу.
Рики, в свою очередь, считал Кирие занозой в заднице. Всколыхнувшуюся у него внутри желчь так просто было не унять. Ведь парнишка не в первый раз умудрился его достать, и нарывался он явно не на то, чтоб его смешивали с толпой.
Противно до тошноты. Рики брёл вперёд, влекомый человеческой волной, и вдруг тяжелый ком внутри превратился в клубок из жалящей крапивы. К тому моменту, как они дошли до витрин с образцами, располагавшихся посередине площади, он с трудом сдерживал рвоту.
Там, окруженные сплошным кольцом из людей, находились коллекционные пэты – «главное развлечение» аукциона. Это были «показные единицы», выставленные на всеобщее обозрение. В ходе аукциона множество самых разных пэтов уйдут с молотка в каждом торговом зале каждого павильона.
В шикарно обставленных комнатах, заключенных в прозрачные кабины (отдельная для каждого производителя), пэты спокойно ждали своей очереди. Это различные центры представляли «дебютантов». Разного пола, цвета кожи, волос и глаз, не говоря уж о том, что потрясающая симметрия их тел и превосходные лица тоже не разочаровывали. Все их наследственные качества были указаны на специальной табличке.
Новая линия, бьющая рекорды продаж – скрещенная порода гуманоидных лемуров (хвост в комплекте). Размеры и генетический материал варьировались, давая каждой особи уникальный окрас. Среди них стояла «Изгнанница» компании Галотт – чуть в стороне от толпы, она смотрелась крайне изысканно с восхитительным мехом на хвосте.
Наряду с «Изгнанницей», все лемуры от Галотт были бесплодными самками. Поэтому «Мелюд» от компании Люксия сразу заняли лидирующую позицию, так как способны были к вязкам и размножению, чтобы произвести еще лучшее потомство. В последнее время племенное разведение вошло в моду среди привилегированных классов Содружества.
Но кто действительно привлекал внимание среди пёстрых витрин, так это звёзды нынешнего шоу – пэты, произведенные Академией.
Сияющие золотые волосы. Гладкая белая кожа. Влажные красные губы. Аккуратные юные черты, по которым невозможно было понять половую принадлежность, как ни удивительно, несли странное тревожащее очарование, прокатывавшееся холодком по спине.
Разумеется, вот на них-то начальные ставки были в десять раз выше обычных, вынося их в совершенно другую лигу. Когда торги начнутся, ставки превзойдут начальные в несколько раз. Те, кто отдавал своё предпочтение «искусственно произведенным шедеврам» и не жалел на них ни времени, ни денег, имели на то веские причины.
Самые знаменитые из этих творений, известные как «чистокровные породы», продавались в имеющих правительственный сертификат магазинах, в центральной метрополии Танагуры – под официальным брендом Научного Центра Академии.
Это был удостоенный множества наград конечный продукт, изготовленный с применением новейших биотехнологий. Более того, «чистокровными» признавались не просто генетические копии человека, а лишь оригинально синтезированные создания с улучшенной генной формулой. Абсолютная красота академских пэтов оправдывала их высокомерную заносчивость.
Им единственным она позволяла равнодушно усмехаться при виде зависти и восхищения, буквально сочившихся сквозь стекло. Каждый уникальный сертификат родословной символизировал их неколебимую гордость и самоуверенность.
Хотя, естественно, что, будучи пэтами, какой бы ни была их ценность и стоимость, они не имели никакого права на чувство собственного достоинства и на то, чтобы осознавать себя людьми.
И вот раз в год великолепная выставка – Пэт Аукцион в Мидасе – приоткрывала занавес новейшей индустрии Танагуры. Хотя еще каких-нибудь пятьдесят лет назад репутация Аукциона во всём мире была совсем не лестной.
«Старая добрая работорговля», – говорили о нём: «Шоу ущемления человеческих прав».
Вихрь критики, доносившийся из столицы Содружества, был тлетворным и бесконечным. Не только Аукцион, но сам Мидас – символ гедонизма и распутства – был им как бельмо на глазу.
Цитадель наслаждений, где нет дня и ночи, расы, пола и морали. Этот лик Мидаса был обращен к миру; а печальная реальность, где властвовали деньги и махинации, таилась в тени.
Танагура. И это гнездо несправедливости у неё в кармане всё глубже уязвляло и без того болезненное самоуважение членов Содружества, заставляя их содрогаться от отвращения.
Независимые города-штаты частенько основывали федерации, чтобы защитить и удержать взаимный статус quid pro quo в экономических и политических отношениях друг с другом. Но заявить об автономии – не значит стать независимым. Лишь нескольким городам удалось стать и правда свободными во всех отношениях. В большинстве своём даже крупные города поглощали еще более крупные «города-покровители». Называлось всё это «содружество», а на деле поглощенные города были всего лишь подчиненными автономными регионами, по большей части de facto являясь колониями.
И среди них независимая от управления Содружества, независимая от наличия или отсутствия вмешательства извне, возвышалась Танагура.
Амои – двенадцатая единица системы Гаран, маленькая планетка на отшибе, куда даже беглые преступники заглядывали редко. Не было там ни уникальных ресурсов, ни месторождений ценных руд, да и разумной жизни на ней изначально не было. Даже плановые проверки Содружества, проводившиеся раз в несколько лет, там были приостановлены да так и не возобновились.
В течение долгого-долгого времени эта бедная солнечная система вообще не видела ни колонизации, ни иммиграции от Содружества. Но вот как-то в начале очередного года корабль исследователей из Абис Тинк Танк совершил там аварийную посадку.
Настроенные мыслить свободно и желающие создать прототип метрополии, не связанной политическими и религиозными табу, они основали Танагуру. Туда прибыло большое количество учёных с целью повысить человеческий интеллект и способствовать всеобщему процветанию – они-то по случаю и создали суперкомпьютер, названный впоследствии Юпитером.
Всё до последней крохи данных, огромное количество информации стало доступно базам искусственного интеллекта – даже не с целью накопления знаний слой за слоем, путём книжного учения, а чтобы снабдить его повышенным самосознанием.
И однажды система осознала своё существование. А так называемым «создателям» только и оставалось, что следить за её безумными действиями. Для начала система заявила:
– СИЛОЙ ДОЛЖЕН ОБЛАДАТЬ ТОЛЬКО ТОТ, КТО МОЖЕТ ЕЁ ИСПОЛЬЗОВАТЬ.
Это был её ответ на невысказанную вслух всеобщую идею о том, что, вообще говоря, компьютер обязан служить людям. Засим господство людей в Танагуре кончилось, перейдя под управление Юпитера.
Жители некогда нищей планетки Амои смотрели в сиреневое небо, пронизанное светом звёзд.
К тому моменту, как в Содружестве заметили, что происходит, осознали новую реальность и заметались в панике, Танагура уже перестроила свою гротескную метрополию и приручила местных обитателей. Система тихо проникалась всё большей верой в себя, игнорировала окружающие помехи и работала чётко и быстро, с хладнокровной отчужденностью.
«Железный город» – функциональная красота и строгая рациональность в миниатюре – оказался шедевром организации, демонстрируя эффективность и чёткость. Его холодный строгий образ абсолютно не трогало тепло человеческого существования.
Со спокойным неослабевающим терпением камеры осматривали каждый уголок, расширяя «сознание» Юпитера, увеличивая его сетевую нервную систему.
Он превзошёл своих создателей, повсеместно посеяв страх: что ему вздумается дальше? Станет ли он Всевластным Богом, в честь которого назван, единственным с правом выбора и самообразования, которому служат андроиды нового поколения?
Итак, Танагура попыталась привнести в свой мир еще больше процветания, избавив человечество от оков плоти и крови, отринув границы людской смертности.
Не удивительно, что из фантастических иллюзий сознания Юпитера родился столь извращенный результат. Такова была реальность – проблеск весьма вероятного будущего, где люди, скованные неизбежной смертностью, будут служить бессмертным машинам.
Как и следовало ожидать, Содружество поспешило выразить своё неудовольствие, все в голос высказывались против Танагуры, жестко критикуя «систему». Во все времена сильные кормились за счёт слабых; чтоб найти тому примеры, даже учебник открывать не надо. Этот закон природы активно практиковался в самом Содружестве.
И, исходя из этого закона, само Содружество могло вскоре оказаться на месте городов-штатов, ныне распростёртых у его ног. И если не воля Божья, то вскоре они будут на этом месте.
День за днём Танагура укрепляла свои позиции – без табу, без ограничений, опираясь на биотехнологии и электронику новейших поколений.
Представители Содружества ощущали угрозу и вместе с тем непередаваемое отвращение. Но теперь уже нельзя было отрицать, что они зависимы от всего, что им стало доступно. Памятуя об этом, в Содружестве стали делать осторожные заметки, в которых говорилось, как они в действительности относятся к данному вопросу.
Никто и глазом моргнуть не успел, а острая критика и громкие призывы запретить отвратительные аукционы пэтов потихоньку стали утихать. Всего за пятьдесят лет мораль и возвышенные чувства развалились так, словно их сбросили вниз со скалы.
Всяческие прихоти цвели буйным цветом. Люди носились, как стая чаек, с пронзительными криками стремясь в Мидас, чтоб показаться в лучах неонового света. Это стало новым барометром политической и финансовой состоятельности.
Что вызывает величайший восторг и заводит больше всего, так это власть над жизнью и смертью. Такие заявления делались походя, когда они блуждали по Кварталам Утех или стекались на Пэт-Аукцион с денежками в кармане.
Возможно, что человеческой натуре просто свойственно примирять добро со злом. Взгляни издалека, и плохое станет хорошим. В такой реальности человеческая воля постепенно сходит на нет, а колёса первопричины тем временем наматывают на себя их самоограничения.
Аукцион S-класса, где демонстрировались произведенные Академией пэты – абсолютные чемпионы по всем статьям – начинался в три. Наверное, поэтому поток людей, текущий через Мистраль Парк, не уменьшился даже к полудню.
Возбужденный гул охватывал павильоны и струился на площадь, где тёплый ветерок людских дыханий, казалось, прилипал к коже. Рики поцокал языком – до того ему всё это было неприятно… И вдруг ощутил на себе чей-то внимательный взгляд. Это отнюдь не было фантомное чувство. Взгляд обвился вокруг него, как питон, не позволяя спешащему мимо потоку человеческой плоти себя прервать.
Какого чёрта?!
Мгновение назад он пробирался в толпе и вдруг почувствовал это – настолько сильно, что замер на месте.
– Эй, не стой на пути!
– Чего этот придурок застрял?
– Йоу, двигай, пацан!
Под градом брани, сыпавшейся на него со всех сторон, Рики медленно обернулся, оглядывая толпу.
– Рики, что случилось? – удивленно спросил Гай, остановившись рядом с ним.
Но тот не собирался отвечать. А между тем неприятный, цепенящий взгляд переместился дальше, вперёд.
Откуда он идёт?
Это мог быть кто угодно. Кто-то насмехается над ним, а он и не понимает.
Рики нахмурился, прищурил глаза… и вдруг поймал этот взгляд. Сырая, тяжелая темнота поглотила его, поднявшись, как туман безлунной ночью. А откровенный взгляд пронзал его насквозь с той лёгкостью, с которой дрель буравит мягкую древесину.
Рики стоял ни жив ни мёртв, словно его ударило током, лишив возможности двигаться. В водовороте теней, мельтешивших в поле зрения, чётко и ясно выделялось лишь одно лицо – его противника.
Это было лицо такой точёной красоты, что даже лучшие Академские пэты захлопали бы глазами от восторга. Это была красота настолько превосходящая все мыслимые пределы, что сама по себе вызывала благоговение. Глаза скрывала тень солнечных очков, но не могло быть никаких сомнений в том, на ком сконцентрировано внимание их обладателя. Он не отрываясь смотрел на Рики.
Сердце заколотилось в груди со скоростью автоматной очереди. В широко распахнутых глазах отражались текущие вспять потоки загустевшего времени. Бешеный пульс беспощадно бился, сдавив горло под немигающим взглядом неотступной памяти.
– Рики, ты что, его знаешь? – прошептал Гай.
Напряжение было такое, что фраза прозвучала, как сухое покашливание в тишине концертного зала.
– Ты же шутишь, правда? – в голосе появилась хрипловатая дрожь.
И не в силах глаз отвести от ослепительного незнакомца, он повторил:
– Ведь правда?
Воздух застрял в гортани, превратив голос в невнятный шепот.
Тишину нарушил Кирие, протяжно присвистнув:
– Срань господня, вы только посмотрите! Вот это грива. Да еще и Блонди… – конец фразы он проглотил, выразительно кивнув в ту сторону.
Длинноволосый… Блонди. Не удивительно, что Кирие глазел в изумлении. То, что посреди экстравагантно разряженной толпы он был одет в простой и удобный костюм, лишь подчёркивало его власть, привлекая всеобщее внимание.
Это был особый костюм, один из тех, что носили жители Танагуры – элита, которые обычно отпускали волосы, чтоб их легко отличали от андроидов. Представителей высшей власти отличали идеальные пропорции, утонченные манеры, IQ выше 300 и генномодифицированные тела, не способные к воспроизводству потомства.
Цвет волос определялся в соответствии с НОРАМ – иерархической системой знати. Занимавшиеся внешней политикой, а именно официальные представители, служившие «лицом» Танагуры, назывались Ониксы, и волосы у них были чёрные. Их советники по различным направлениям, распределявшиеся в соответствии с индивидуальными особенностями, – Руби, Нефриты и Сапфиры. Среброволосые Платина занимали высокие руководящие посты.
И «элита из элиты», те, кто имел исключительное право личного общения с Юпитером – Блонди. Оборванцам из трущоб нечасто удавалось полюбоваться на их божественную красоту – тем более так близко. Подобный шанс выпадал раз в жизни, и то не всем.
– Хей, этот парень всё еще смотрит на нас, – голос Кирие сорвался на писк. – Интересно ему или чё? Может, рукой помахать в ответ?
Наивность Кирие была любимым поводом для шуточек в компании. Сейчас кто-нибудь из них должен был изобразить крутого и срезать его едким ответом. Потом все бы посмеялись и забыли об этом. По крайней мере, обычно так и бывало.
Но на сей раз Рики не весть с чего взвился как бешеный:
– Идиот! Нашел тоже время и место! Если и дальше собираешься нести это дерьмо, то вали-ка ты отсюда!
Может, на Кирие так повлиял тлетворный дух Аукциона? А может, и на Рики. Несколько обескураженные Сид и Норрис попытались утихомирить последнего:
– Эй, да что ты так серьёзно?
– Да-да. Это просто Кирие чудит, как обычно.
– А что? – проговорил Кирие, и голос его звенел странным возбуждением. – Этот парень на нас смотрит. У нас есть шанс, давайте его используем, ок? Да гляньте, это, нахер, Блонди! Ок? Ну, такой, из супер-элиты, они и в Мидасе-то не показываются!
Лихорадочные глаза разного цвета приводили Рики в ярость, но тот всё не затыкался:
– Нам терять нечего! Такой шанс! Может, один на миллион, и я тут не буду стоять, сопли жевать и ждать, пока он проплывёт мимо. Ну, давайте! Пошли!
На какое-то мгновение Кирие являл собой воплощение бесстрашия.
Рики нахмурился и прикусил язык. Но совсем не потому, что ему нечего было сказать. Сам того не осознавая, он сжал кулаки. Его колотило крупной дрожью. Гортань начало саднить. Парня поразила мысль о том, что пред ним наглядное доказательство его сходства с Кирие.
Какого чёрта! Рики стиснул зубы. Почему? Как? Да, в конце концов, почему сейчас?
Кирие стоял прямо перед ним с победоносной улыбкой. Впервые в жизни по его телу разливался восхитительный жар восторга от того, что он поставил Рики на место. И на сей раз он не чувствовал ни грамма страха.
– Очень жаль, что ты со своей харизмой поджал хвост и больше не дерешься. Прошло твоё время.
А уж вот так, одними словами, залепить ему крепкую пощёчину – это было отдельное удовольствие. Как будто ему просто так захотелось. Растолкав Гая и Рики плечами, он удалился непринужденной походкой.
– С тобой всё хорошо, Рики? Ты что, ему это спустишь? – озабоченно спросил Гай.
Он проводил взглядом Кирие, скрывшегося в людском море. Некоторое время его голова еще мелькала то тут, то там.
– Пусть делает, что сам хочет, – просто сказал Рики, весь белый от ярости.
Но сильная, пульсирующая боль никуда не делась. И к поношениям от Кирие она не имела никакого отношения. Всё дело было в его собственном решении. Даже не взглянув, куда делся Кирие, он поднял голову и посмотрел прямо вперёд, словно чтобы удостовериться, что Блонди всё ещё там. Как он и ожидал, тот улыбался. Холодной улыбкой, лишь чуть приподняв уголки губ. Ему не показалось и не примерещилось. Он улыбался, словно насмехаясь над Рики.
В мгновение ока в том поднялось жгучее негодование, мурашками скользнувшее по коже. Порыв стереть с его чёртова лица эту холодную снисходительную улыбку и проучить его как следует был столь сильным, что перед глазами встала красная пелена.
Исчез в толпе Кирие, исчез и хладнокровный Блонди, влекомый людским потоком. А Гай потащил Рики дальше, и тот пошел, тяжело переставляя ноги и угрюмо закусив губу от неописуемого мрака, поселившегося внутри.